Раньше я думала, что моя жизнь размеренная и спокойная, пока не решила, что с меня хватит быть жертвой. Хватит ждать и надеяться на чудо. Единственный человек во всем чертовом мире, который сможет хоть что-то изменить - это я сама. Поэтому теперь моя жизнь изменилась: из дня сурка она превратилась в хаотичное нечто. Каждый скучный и однообразный день, который дома был расписан чуть ли не поминутно, в Сан-Франциско превратился в череду маленьких, но таких необходимых мне приключений. Во-первых, я все еще была в поисках работы. Найти радио-станцию в США, имея ярко выраженный британский акцент, задача не из легких, посему несколько раз за эту неделю я успела посетить офисы, где мне обещали перезвонить. Как легко догадаться, еще никто не перезвонил. Во-вторых, жизнь с Бри - это сумасшествие. У нее много друзей и знакомых, с которыми она меня пыталась знакомить, чтобы мне не было одиноко. У меня в жизни давно не было столько много новых встреч, поэтому чувствовала я себя очень неловко, но моей социализации в Штатах это, безусловно, помогало. И в-третьих, смена привычной обстановки, которую за всю свою жизнь я практически не изменяла, повлияла, наверное, больше всего остального. Да, я до сих пор зализываю свои душевные раны, мне тяжело доверять, трудно общаться мужчинами, но я себя преодолеваю. Даже не так - мне нравится, что я смогла стать сильнее, поэтому мне хочется преодолевать то, мысль о чем еще несколько месяцев назад повергала меня в глубокий ужас.
Мужчина передо мной, точнее наш с ним разговор, был доказательством того, что я готова к чему-то новому. Я готова опять быть собой, а не заложницей ситуации, в которую я попала по собственной воле, как мышка, совершившая роковую ошибку, ибо решила, что в мышеловке самый вкусный сыр. Здешний незнакомец же, в отличии от моего личного сорта домашнего тирана в Манчестере, кажется, пытался от меня отделаться, а не посадить на цепь. Я улыбнулась. Я бы не сказала, что то, что он произнес, показалось мне саркастичным. Скорее, ироничным. Нездоровое чувство любви к подобного рода выражением - это у меня семейное: папа говорил, что его дедушка был на четверть шотландцем. Рыжая я, наверняка, по той же причине. Хотела было хихикнуть в ответ, но случайно задела ногой телефон, который с неприятным звуком шмякнулся на бетон. Хорошо, что не экраном: это могло бы нанести сокрушающий удар по моему и без того трещащему по швам бюджету. Абсолютно без задней мысли (если на чистоту, то я даже не успела подумать), я спрыгнула с машинки и, встав спиной к мужчине, наклонилась за гаджетом. Про то, что я в не самой подходящей для этого одежды, догадалась я лишь спустя несколько секунд.
— Извини, - на автомате пробормотала я, отошла в другой угол комнаты, оказавшись ровно напротив своего собеседника, и оперлась спиной на машинку. Англичанин не может просто так взять и не извиниться. Это у нас национальная черта, присваиваемая каждому новорожденному и закрепляемая в нем с молоком матери.
В комнатушке стало тихо. Не от того, что перестали работать машинки, нет, с ними как раз-таки все было в порядке, а из-за того, что замолчали мы оба. Я бы могла продолжить разговор, но, честно, мне не хотелось. Не знаю, выглядел ли мой взгляд со стороны жадным, но мне хотелось запомнить это мгновение: и этого человека напротив меня, скрестившего руки на груди, и шум воды и механизмов, и запах, свойственный помещениям с повышенной влажностью, и биение своего сердца, слишком быстрое для рядового разговора.

Но я опять разрушила тишину, проговаривая ранее сказанные слова незнакомца, будто пробуя их на вкус:
— «Знаю столько, сколько мне необходимо»... Хочешь, расскажу то, чего ты не можешь знать? - Я улыбнулась. Надеюсь, не было заметно, что мне не было весело, а наоборот, только от одной мысли об этом, стало невыносимо тяжело. Но я должна была это сказать предельно откровенно хоть кому-то, раз уж даже себе не могла в этом до конца признаться. Кто, как не совершенно незнакомый человек, подходит для такого дела лучше всего? — Брианна - моя старшая сестра. Родная сестра. Ума не приложу, почему мы так не похожи, - я опять улыбнулась, но в этот раз кроме ностальгии, никакого подтекста. — Она думает, что я приехала из-за неудавшихся отношений. Сказать правду? - Дожидаться ответа мужика я не стала, потому что, раз уж он остался здесь, у него не было выхода. — Я была замужем за парнем, в которого влюбилась до помешательства. Мне исполнилось восемнадцать, и я просто согласилась на его предложение. Все было прекрасно, пока моя карьера не пошла вверх. Меня назначили помощником выпускающего редактора на радио, где я тогда работала. Он начал бухать с друзьями, пока я писала тонны текста. Еще полгода я терпела. Но как-то одна моя подруга сказала, что была в пабе, где был мой муж, и видела, что он пошел с какой-то девицей в туалет. Разумеется, он не держал ей волосы, пока та блювала. Я начала ревновать, он продолжал пить, у нас начались скандалы. Как-то раз он ударил меня, а я ничего не смогла сделать. Но то, что это все - полный пиздец, я поняла, когда попала в больницу с сотрясением мозга, - я поджала губы и приложилась к сигарете, которая уже практически истлела в моей руке. — И вот мне двадцать, я на другом конце света и разведена. Но, кажется, ты бы неплохо обошелся и без этого знания.
Я очень надеялась на то, что «мужик из прачечной», как я нарекла своего собеседника, не станет меня жалеть. Жалость — не то, что я бы хотела получить после такой вот небольшой исповеди. Мне было необходимо, чтобы меня выслушали. Когда я попала в больницу, мне предоставили психолога и адвоката для защиты своих прав в суде, потому что медики сообщили в полицию о случившемся. Я повела себя глупо, потому что была влюблена: от помощи специалиста, способного помочь мне разобраться с собой, я отказалась, ровно как и от специалиста, который помог бы мне разобраться с тем, кто со мной сделал это. Я отозвала заявление, которое по должностной инструкции, направил в полицию мой лечащий врач. Об этом, конечно, я сейчас сожалею. Но, по крайней мере, у меня хватило ума подать на развод. И вот поэтому я не говорила ни с кем о том, что произошло. Я пыталась рассказать маме, но она сказала, что я глупая. Папа свалил со своей молодой пассией в кругосветку. Бри была в Сан-Франциско. Потом я обратилась к психологу, но даже тогда боялась сказать все как есть, открыто, простыми словами, не выгораживая человека, который посмел поднимать на меня руку. А сейчас... Даже полнейшее молчание меня не смущало. Я будто освободилась, оставила все это в прошлом. Я подняла глаза на незнакомца, который опять рассматривал меня, будто читал чрезвычайно занятную энциклопедию, но если раньше я была для него книгой на древнекельтском, то сейчас, кажется, он нашел словарь. Мне на миг подумалось, что теперь Сан-Франциско не будет ассоциироваться у меня с перевалочным пунктом, в котором я должна была просто потерять свой «багаж».
— Мы здесь уже минут десять, а я все еще не знаю твоего имени, - задумчиво произнесла я, завершив тем самым небольшую паузу после предыдущего монолога. — Или мне не необходимо это знать? - Но, не смотря на то, что еще несколько минут назад мне было не до смеха, я кокетливо хихикнула, попытавшись уже более осмысленно совершить акт флирта и стрельнуть глазками в собеседника. — У меня получается отделаться от английских культурных гляделок? По этому предмету у меня была A+!
Объяснить, по какой причине мне стало так весело, я не могу. Только от того, что мое настроение стало лучше и я, наконец, расслабилась и стала получать удовольствие от компании такого крайне таинственного, но притягательного мужчины, я не перестала видеть вселенскую усталость и грусть в его глазах. И эта его недоступность подначивала меня узнать его ближе. Может быть, даже ближе, чем я планировала узнать кого-либо в этой жизни. Но это пока всего лишь предположение.