♫  H u r t s   –   H e l p
[float=left][/float]«Титаник», «Спеши любить», «Дневник памяти», «Город ангелов», «Дорогой Джон», ещё около десятка подобных фильмов, несколько упаковок бумажных платков и ведерко шоколадного мороженного - этого оказалось недостаточно. Сердечко все ещё обливалось кровью при малейшем воспоминании о Нём. Если на чистоту, то оно было разбито на тысячи крошечных кусочков. Миллионы миллиардов тысяч кусочков, соединить которые не было ни малейшей возможности. Даже разводясь с бывшим мужем, я не чувствовала себя настолько разрушенной внутри (я просто чувствовала вину за него, его вину передо мной то есть). Я распадалась на части и падала в пропасть одновременно. Внешне, к счастью, это проявлялось только излишней молчаливостью, когда обычно я была супер-болтушкой, и стойким плохим настроением, перебить которое не мог даже заводной британский поп-рок. Если честно, в моем iTunes правил Том Йорк и его бессмертная песня о ничтожных червях. Любая влюблённая парочка на моем пути по улочкам Сан-Франциско априори становилась ненавидимой, и я представляла, как у них происходит расставание, подобное той сцене на Рождество. Ох, мне, пожалуй, не забыть этого. Страшный сон, ночной кошмар, абсолютное, полное ощущение пустоты. Я рыдала всю ночь. Даже взяла больничный на два дня. Выходить из комнаты не хотелось от слова совсем. Брианна даже начала беспокоиться. Кстати, тогда я и поняла, что мне бы пора съезжать от старшей сестры, отправляться в одиночное плавание. Одиночное - это описание моей жизни в принципе. Только вот я подумала, что нашла "того самого", кто смог бы ужиться со мной, любить меня, опекать, заботиться, хотя бы просто быть рядом, как все обратилось пеплом. Пеплом моих истлевших ожиданий.
Неожиданное знакомство с Эйлин сделала все еще более странным. Мы оказались похожи чем-то, но она была взрослой женщиной, а я "ребенком". Самая я, конечно, считала себя взрослой, но вот Коул не считал. Точнее, рядом с ним я превращалась в 16-летнюю девчонку, влюбившуюся в еще достаточно молодого для подобного отца лучшей подруги. То, что я узнала от Эйлин о прошлом этого мужчины, еще больше укрепило меня в мысли о том, что я ему не нужна. Он был нужен мне. Но мне самой казалось, будто я для него - просто отражение, воспоминание о той, кого он так любил. Я была похожа на его жену: рыжеволосая, довольно высокая, даже в чертах лица была некая схожесть. Эйлин показала мне ее фото тогда, на приеме у мэра. Она даже заметила, что такая как я вполне могла быть Коулу по душе, чисто внешне хотя бы, стопроцентное попадание в типаж, так сказать. Где-то неделю у меня не выходило эта мысль из головы. А потом... Я просто отпустила все мысли. О Коуле, о его почившей жене и дочери, о невозможности отношений между нами. Но каждый раз, когда я случайно (на самом деле, не случайно, но это, конечно, я никому не скажу) замечала в окне силуэт этого мужчины, бредущего домой после работы, мое сердце замирало. Маленькая глупая влюбленная девочка, караулящая объект своего воздыхания у окна, на всякий случай стоя за занавеской, дабы он не увидел.
Чуть ли не каждое утро этих трех недель ада я говорю людям: "Доброе утро!". Мой голос разносится эхом по радиоволнам. Я всегда надеюсь, что кто-нибудь, услышав это приветствие, улыбнется. В последнее время "кто-то" был не абстрактным, а вполне конкретным, реальным, живым человеком. Детективом полиции. Человеком, в которого я была безудержно влюблена. Человеком, который не был влюблен в меня. По крайней мере, мне это дали понять достаточно хорошо. Так хорошо, что ударная волна от его слов до сих пор настигала меня и отбрасывала куда-то в глубин самобичевания. Я не могла избавиться от его образа в голове, от его запаха, воспоминания о котором преследовали меня постоянно, от его грустной улыбки, от его уставших глаз. За эти три недели я, наконец-то, поняла и приняла тот факт, что я влюбилась. Впервые по-настоящему влюбилась.

‘ C a u s e   I   k n o w   w h a t   I ' v e   b e e n   m i s s i n g
A n d   I   k n o w   t h a t   I   s h o u l d   t r y
B u t   t h e r e ' s   h o p e   i n   t h i s   a d m i s s i o n
A n d   t h e r e ' s   f r e e d o m   in   your   eyes

I ' m   s i c k   a n d   t i r e d   o f   b e i n g   a f r a i d
I f   I   c r y   a n y m o r e   t h e n   m y   t e a r s   w i l l   w a s h   m e   a w a y
B u t   w h e n   I   h e a r   y o u   c a l l   m y   n a m e
I   w h i s p e r   t h e   w o r l d   t h a t   I   n e v e r   t h o u g h t   I ' d   e v e r   s a y

Идея переехать замигала ярлычком "Важное", когда парень Бри впервые остался у нее на ночь. Сестра думала, что я сплю, но спать мне, разумеется, было некогда, ведь ночь - лучшее время суток для страданий под грустные завывания солиста Muse или Placebo. Куда идеальнее было бы наслаждаться при этом видом города и залива с холмов, но я и так слишком часто появилась в Твин Пикс, чтобы посмотреть за тем, как на небоскребы и Голден Бридж падает туман, и даже вездесущие туристы не мешали мне плодить вокруг себя споры грусти. У Бри же наоборот было множество поводов для радости. Например, влюбленность. Я физически не могла находиться с ней рядом. Меня бесил ее мечтательный взгляд, постоянно уткнутые в телефон глаза и эта глупая улыбочка. В общем, сестра перешли в разряд "ненавидимых", тех самых, вид которых приводил меня в состояние, противоположное восторгу. Конечно, переехать стоило раньше, потому что Бри иногда брала на себя роль Большой мамочки, но сейчас в переезде я нуждалась куда больше. Совершенно случайно мне попался вариант небольшой двушки в старом викторианском доме с гаражом и задним двориком. Больше всего меня поразило, что дом был огромным, а квартир в нем - безумное количество, но цена вполне устраивала. Поэтому дом 501 на Капп-стрит в Мишн Дистрикт стал и моим домом. Небольшая квартирка была мне по душе. Заехала я туда всего три дня назад, поэтому вещей в новом доме было не много, от чего каждый раз становилось не по себе, будто я в квартире Коула: заместо кровати матрас, посуда из икеи, мало света. Но мне было все равно комфортно. Это было мое место, только мое. Наверное, каждому человеку нужен такой угол, только его, где будут вещи, которые нужны только ему.
День изо дня я старалась обживать квартиру. Но кровать все еще не купила. Я тратила на переезд слишком много сил, чтобы вспоминать о мужчине, который разбил мое сердце. Зачем-то я купила небольшой телевизор. Возможно по тому, что он создавал иллюзию не_одиночества. Дом - работа - дом. По ящику новости о маньяке, на работе - тоже. Кажется, этот парень действительно был монстром. Как-то наткнувшись на репортаж об очередном убийстве, я пыталась высмотреть в лицах полицейских того самого полицейского, но безрезультатно.
Суббота. Вечер плавно опускается на небольшой парк Алиото, который видно из моих окон. Я готовила пасту с курицей и грибами, зачем-то на несколько порций, хотя ем я дома только по выходным, а завтра уже воскресенье. Телефон запиликал стандартной мелодией, а на дисплее высветилось щекастое лицо старшей сестры. Судя по голосу, она была расстроена, обеспокоена и даже немного взбешена. Она говорила что-то о Коуле, спрашивала, зачем ему понадобился мой адрес и зачем я понадобилась ему. Я ответила, что это не ее дело. И положила трубку. Поставила телефон на беззвучный режим. Объяснять Брианне что-то о моей личной жизни больше не входило в планы. Я решила, что она просто издевается надо мной, откуда-то узнав о Вашингтоне. И продолжила готовить ужин. Не понеслась одеваться или краситься. Нет. Для меня ее слова были провокацией. Я знала, что он не приедет.
[float=right][/float]Единственное, что меня заставило вернуться в реальность, это его голос. Я подняла трубку домофона и после нескольких моих вопросов он произнес свое имя. Мне было слишком спокойно. Я просто открыла дверь, без вопросов. Дверь квартиры тоже оставила открытой. Я не боялась его, не собиралась его выгонять. Тем более, если Коул пришел, то у него были основания. Я посыпала корицей молочную пенку в кружке с кофе. Паркет скрипнул, заявляя, что в доме гость. Прежде, чем обернуться, я почувствовала его запах - табак, одеколон, и еще алкоголь. Я смотрела в его глаза и улыбалась - глупая влюбленная девчонка. Мое сердце билось, я глубоко дышала, не в силах скрыть волнение. Мои глаза медленно закрываются. Один. Два. Три. Открываются, но он все еще здесь, стоит и смотрит, будто не в силах отвести взгляд.
- Я скучала по тебе, - тихо говорю и несмело улыбаюсь.
По телу разливается сладкое чувство спокойствия, как и всегда рядом с ним. Он был пьян, я увидела это в его глазах и неловкому покачиванию из стороны в сторону, но мне было плевать. Коул стоял сейчас и здесь рядом со мной. Как мало нужно было мне, чтобы почувствовать себя счастливой. Он делал меня счастливой просто будучи рядом.
- Ты пьян, - выдавливаю из себя слова, но с губ не сходит та самая улыбка, за которую я еще недавно проклинала сестру, - Надеюсь, ты ехал на такси?
Да, я волновалась за него. Нет, я не собираюсь это оспаривать. Говорить, что он мог покалечить или убить кого-то, до кого мне не было дела, прикрываясь тем, что дело есть. Мне было дело только до него. Вот и все.
- Зачем ты тут? - Спрашиваю я, не давая дать ответ на предыдущий вопрос.
Ведь это было куда важнее. Зачем он тут? Еще раз сделать мне больно? Еще раз разбить то, что уже разбито? Я не могла даже подумать, что он мог приехать по тому, что волнуется за меня, что неравнодушен ко мне, что я для него значу не меньше, чем он для меня. Ведь он все сказал. А я привыкла верить Коулу.

♫ Zella Day – Jameson

Иногда, когда перед сном мысли мешают расслабиться, ты лежишь в кровати и размышляешь о том, как же многогранна жизнь. Рыжие волосы извиваются по подушке причудливыми завитками, и если бы сейчас Ван Гог писал твой портрет, то эта работа стала бы его лучшим творением. Но твои мысли совершенно в другом месте. Их не страшат преграды, расстояния. Они в квартире, где, вероятнее всего, ничего не изменилось с твоего последнего там появления. Все те же однотонные стены, все тот же минимализм в обстановке, все тот же витающий в воздухе запах крепкого табака. На одиноком лежащем на полу матрасе растянулось мужское тело. Ты мечтаешь, что сейчас он думает о тебе. Возможно, он даже хочет позвонить, но считает, что поставил точку в ваших не начавшихся недоотношениях. Ты знаешь, что бы не произошло тем рождественским вечером между вами, это не отменяло того факта, что еще никогда в жизни ты не чувствовала себя на своем месте рядом с человеком, который с натяжкой, но годился тебе в отцы. По какой-то неведомой причине, ты не ощущала, что между вами есть разница в возрасте. Наверное, со стороны это казалось дикостью, но никто не видел вас двоих со стороны. Вы были в своем собственном мирке. Никому не дано было знать о том, что двух таких непохожих людей, каждый из которых пережил многое и вынес из этого определенный урок, может хоть что-то объединять. Но ты помнишь то чувство, словно ты наконец-то обрела тот самый дом. С ним ты не боялась ничего. Ты даже подумать не могла о страхе перед чем-то вне вашего мира. Где-то на подсознании существовало, и существует до сих пор, осознание того, что он всегда придет на помощь. Единственное, чего ты боялась рядом с ним, это его отказа. Собственно, после рождественских событий, бояться стало нечего. Он практически исчез из твоей жизни. Единственное место и время, когда ты могла вновь почувствовать себя спокойно и безмятежно, - перед сном в твоих мечтах.
Он подходил тебе как никто другой. Тебе было нужно спокойствие. Тебе был нужен свой мир, отдельный, находиться в котором могут только два человека - ты и он. Тебе нужно быть уверенной: тебя не предадут, тебя не оставят. Ты потревожила его размеренную жизнь, забралась в его мир, где, как считал он, место только ему одному. Он ошибался. Потому что ты идеально вписывалась. Ты вызывала улыбку на его лице, когда пыталась говорить с американским акцентом, что получалось из ряда вон плохо. Ты привносила в его серый день краски, по крайней мере, рыжий уж точно. Он смотрел на тебя уже не изучающим взглядом. Это было другое. И, хоть он никогда не говорил с тобой о чувствах, ты где-то в глубине души понимала, что случайным образом нашла свое место - рядом с ним. Хорошо, что люди могут видеть сны. Хорошо, что сегодня тебе приснится он. Ненадолго раны, нанесенные им, затянутся. Ты растворишься в мечтах, где все будет так, как должно быть, не внеси в сию историю свои коррективы жизнь. Ты закрываешь глаза...

Oh Jameson,       you've had your fun
Stop holding him, I wanna be the one

I promise you,                     I'll treat him right
Don't wanna fight, you don't need him like I do

Я выдыхаю и открываю глаза. Секунду назад этот великовозрастный мужчина мало того, что проигнорировал мои вопросы, так еще и начал наматывать круги по квартире, будто полицейская собака на месте преступления. И это его поведение из разряда "творю, что хочу" бесило. Удивление и растерянность сменились на раздражение, что подкатывало волнами к сознанию, мельтешащая фигура еще сильнее накаляла обстановку, хотя еще несколько секунд назад в животе порхали бабочки, а отвести взгляд от не совсем трезвых глаз американца было мне не по силам. Проследовав за Коулом в комнату, я выслушала бессвязный монолог о том, в каком плохом районе я теперь живу вперемешку с совершенно необоснованными заявлениями, который никак не вплетались в канву его речей. Его движения уверенные, на лице совершенно серьезная мина, и это, к слову, совершенно выводит из себя. Мои вещи почему-то оказываются у него в руках, будто ему не хватает чемодана или сумки, чтобы кинуть их все туда и, наконец-то, взяв меня под руку, как нашкодившего ребенка, сбежавшего из лагеря скаутов, отвезти домой. Только вот я - не ребенок. И, кажется, кое до кого эта аксиома очень долго доходит. И вот, под такие мрачные сравнения, моему терпению приходит конец. Я вырываю вещи из его рук и выкидываю куда-то в сторону, плевать куда.
- Вот именно, какого черта? - Мужчина пытается выйти из комнаты, но я, стоя в дверном проеме, преграждаю его путь, а ладонь ложится на его грудь (от чего, если честно, немного становится не по себе, и руку я одергиваю). - Стоп-стоп-стоп! Если ты коп, это не дает тебе право вести себя со мной по-свински!
Тон становится строгим, громкость голоса повышается. Кажется, щеки начали заливаться румянцем, но вот что: мне плевать! Казалось бы, мне стоит бояться, ведь Коул не в самом адекватном состоянии, ему в голову может прийти всякое, но я не боялась. Так уж получилось, что я давно перестала его бояться. Я знаю, что соседи могут услышать. И мне плевать. Пускай хоть вся полиция штата сейчас съедется в этот дом - плевать! Сначала ты чуть ли не прямым текстом говоришь, что между нами ничего не может быть, и хлопаешь дверью, хотя я тебе только что призналась в своих чувствах. Потом ты месяц игнорируешь мое существование, даже не удосуживаясь ответить на простое приветствие. А теперь ты заявляешься в мою новую квартиру, опять игнорируешь меня, собираешь куда-то мои вещи и говоришь, что мне в моей же квартире, которую я сняла на собственные деньги, став максимально независимой по сравнению с тем, какой я была раньше, не место. Черт возьми, ты обезумел, мужик! Я не заявлялась к тебе в дом в таком виде и не выгоняла тебя непонятно куда. В этот момент почему-то он мне напомнил бывшего мужа, когда тот напивался. Мне хотелось верить, что Коул другой, но я уже видела такой взгляд. И сейчас, как бы сильно я не была влюблена, отделаться от чувства, что все может повториться, не могла. Поэтому поэтому даю себе полю проявить характер, делаю то, что никогда не сделала бы раньше.
[float=left][/float]- Я могу здесь находиться, это моя квартира, - напоминаю я, но, кажется, та часть меня, что является шотландской и отвечает за рыжие волосы и умение надираться так, что на следующее утро становится стыдно за прошлый вечер, закипает, и та часть меня, что вечно извиняется, не может остановить надвигающуюся бурю. - Видел себя в зеркало? У тебя глаза стеклянные. Сколько ты выпил? Какого хрена ты устраиваешь пьяную сцену? Это отвратительно!
Мы стояли в дверном проеме, ведущем в спальню. Он впервые за последний месяц был ко мне так близок. Я могла чувствовать его запах, который не мог не сводить меня с ума, но вместе с тем меня воротило от помеси алкоголя. Я чувствовала его тепло. Но уже не могла остановиться.
- Если ты думаешь, что можешь ко мне приехать и устроить... что это было? акт заботы такой? ох, да что бы это ни было! Если ты думаешь, что можешь заявиться ко мне в таком виде и начать решать за меня только по той причине, что я к тебе неравнодушна, то ты ошибся. - Я складываю руки на груди. На лице вполне естественно отображается раздражение, в голосе - холод, но за ним скрывается простое непонимание происходящего и боль, которую, кажется, скрыть получается не очень-то хорошо. - Давай будем честными: мы друг другу никто. Мы не друзья, потому что кое-кому для дружбы было "слишком хорошо", - подобное цитирование само по себе получается с издевкой, - Мы не пара, потому что... - и я не знала по какой причине, ведь он просто ушел, ничего не сказав тогда. Причины такого поведения я додумывала в одиночестве, в чем весьма преуспела, однако сейчас подобное белыми пятнами всплывали в сознании, порождая только вопросы, - не знаю почему, было не достаточно хорошо, наверное. Ты ушел. И вот теперь ты здесь. Один вопрос: зачем? Но ты не отвечаешь. Заместо ответа я слышу, что живу в плохом районе и мне срочно нужно куда-то собираться. Резонный вопрос - что, черт подери, происходит?
[float=right][/float]Мужчина опять пытается вернуться к входной двери, но я все еще стою у него на пути. По большей части из-за того, что не могу пустить его в таком виде одного даже домой. Лучше уж пускай будет тут, даже если это не лучший для меня расклад. Ладонь опять опускается на его грудь, но на этот раз одергивать руку я не собираюсь. Я смотрю в его глаза, но не вижу там монстра, которого видела в глазах бывшего. Потому, что Коул другой. То, что он делает со мной, куда больнее, чем любая физическая боль.
- Давай ты уже определишься, кто я для тебя? Ежу понятно, что ты приехал сюда не новоселье отмечать. Так реши уже сам для себя хотя бы! - Я вздыхаю, после чего почему-то взволнованно и громко дышу, хотя причин для подобной реакции организма не было, быть может, только повышенный тон. - Коул... - Мне остается только устало смотреть в его глаза, деля пополам попытки найти там ответ и не утонуть в этом омуте. Если я не нужна ему, то зачем он пришел? Если нужна, то что останавливает? Я не надеялась на искренность. Если честно, я не надеялась вообще на какой-либо ответ. Увы, мне не дано знать, что в его голове, как бы сильно порой не хотелось проникнуть в его мысли.

Сердце бешено отстукивает ритм по ребрам. Легкой дрожью по телу проходит осознание его слов. Он опять слишком близко, чтобы я могла заставить размышлять себя трезво. Он пьянил. Его ладонь на моей была горячее, чем пламя. Наверное, я уже не выглядела такой уверенной в себе, потому что просто не ожидала ответа. Я не ожидала, что он сдастся. Мне почему-то казалось, что эта игра, где я постоянно говорю, а он непременно молчит, будет длиться вечно. Он не скажет ни слова, а я опять все додумаю за него. Но между нами в этот раз слишком маленькое расстояние, из-за чего воздух электризуется и будто бы наполняется сверхинтимным вакуумом. Я боюсь смотреть тебе в глаза, Коул Вашингтон, потому что боюсь там увидеть обман. Поэтому ты произносишь слова, от которых у меня в прямом смысле слова замирает сердце. Я мечтала их услышать, хотя, наверное, немного иначе. Быть может, я мечтала услышать признание в любви, но в глубине души понимала, что большего не добьюсь. "Будь рядом" - это его "Я люблю тебя". И этого оказывается достаточно, по крайней мере для того, чтобы сердце, точно вспомнив, что оно кое-куда спешит, понеслось с невероятной скоростью. Он сжимает руку сильнее и говорит самые странные сейчас слова. Я уже было хотела запротестовать, ответить какой-нибудь цитатой известного мастера пера, но его рука коснулась моей щеки и слова вдруг стали самым ненужным инструментом выражения чувств.
Его прикосновения, такие легкие и нежные, обжигали меня. Я подняла на него глаза. Не знаю уж, что он в них увидел, какой секрет моей молодой, но уже достаточно израненной души, но его губы нерешительно коснулись моих, будто проверяя, что я из плоти и крови и действительно не сопротивляюсь. Если бы сейчас Коул мог оказаться в моей голове, то, наверняка, был бы шокирован. Может быть, я не так представляла наш с ним первый поцелуй (если, конечно, не брать в расчет того, что был на Рождество), но, признаться, это было даже лучше, чем я могла себе представить. Знаете, в книгах, когда главные герои целуются, пишут, что в комнате пропадают звуки, что мир концентрируется только на том самом человеке. Глупости, конечно, но сейчас мое внимание было сконцентрировано только на губах Коула. Я чувствовала привкус виски и сигарет, но плевать на это хотела. Гнев сменился на милость, стоило этому мужчине хоть немного открыться мне. Руки невольно потянулись к нему, ладонь легла на его затылок и пальцы запутались в кудрях. Мгновение, и я уже зажата между дверным проемом и его телом. У меня, кажется, коленки задрожали, а в животе, как поется в песнях, начали порхать бабочки. И эти секунды, минуты... Они растянулись отрезок времени, у которого не было начала и не было конца. Были только его губы, сбивающееся дыхание и желание. Становилось слишком жарко и, честно, я была готова уже попрощаться с майкой и джинсовыми шортами, в которых была. Но все вдруг закончилось.
Я открыла глаза. Тишину нарушало только сбитое дыхание двух присутствующих. А потом он опять начал заунывную песню о том, что "так быть не должно". И это выводило из себя. Это действительно бесило, потому что нельзя кого-то так поцеловать, а потом сказать: "Ну, я пошел". Это так не работает. Я невольно закатила глаза в ответ на его драматичную фразу. Моему терпению приходил конец. Наверное, я действительно поменялась за то время, что не живу в Англии, потому что раньше я бы ждала, не надеясь даже вякнуть лишний раз о своих чувствах. И подобное ожидание могло бы затянуться очень на долго. Мне не хватало уверенности в себе, решимости и наглости. Но сейчас всего этого было сполна. Ему было достаточно сказать то, что он уже сказал, и сделать то, что уже сделал. И если Коул не может отпустить самого себя на волю из клетки собственных предрассудков, то я уже не способна загнать себя в подобную клетку обратно. Я собиралась сделать кое-что наглое, слишком детское, даже глупое, но ждать несколько лет, пока Вашингтон решит, что готов действовать, было бы еще более глупым.

На моем лице засветилась улыбка из разряда "я все понимаю и принимаю", я покачала головой, успешно делая вид, что в чем-то Коул прав, хотя, конечно, на мой взгляд, не прав он был категорически. Резко подскочив к нему, потянула за руку так, чтобы он невольно оказался в комнате. Старая дверь, оставшаяся тут с незапамятных времен, хлопнула. Раздался щелчок замка. Я повернулась к мужчине и показала ключ, сделав при этом наигранно удивленное лицо, мол, как же это так!
- Ключик побудет у меня, с Вашего позволения, - еле сдерживая улыбку, сообщаю я. Небольшой ключ отправляется в задний карман шорт. - Ой, это же удержание против воли, детектив Вашингтон. Арестуешь меня?
Я подхожу к мужчине. На его лице проступает слегка ошарашенное выражение. Стоит предположить, что подобного развития событий он не ожидал. Но на этот случай я припасла убойный монолог. С моего лица исчезла улыбка, теперь оно выражало крайнюю сосредоточенность. Следующие слова, пожалуй, должны были стать решающими.
- Прекращай это, мистер Я-Серьезный-Дядька! Прекращай ненавидеть себя, потому что нет смысла. Прекращай нести чушь, будто бы всего этого не должно быть, - тем временем я все ближе и ближе к нему. В комнате царит полумрак, но это только добавляет пикантности происходящему. - Просто будь собой, потому что я знаю, что ты не такой, каким хочешь казаться. Прекрати уже себя мучить и посмотри вокруг: здесь нет никого, кроме меня и тебя. Ты можешь быть плохим полицейским на своей работе, ты можешь показывать всем вокруг какой ты черствый и замкнутый. Всем, кроме меня, раз уж ты хочешь, чтобы я была рядом. Расслабься и не мешай самому себе получать удовольствие от жизни. Хотя бы пока я рядом. Договорились?
Если честно, сомнение в этом человеке, наверное, будет оставаться со мной до последнего. Мне безумно хорошо с ним, я чувствую, будто это мое мистическое предназначение – находиться рядом с ним, излечить его душу, пролить свет на один простой факт: жизнь не закончилась. Коул не должен существовать в четырех голых стенах своей квартирки, в которой есть матрас, кресло и самый минимум из бытовой техники. Он должен вновь почувствовать, что нужен кому-то, что от него зависит многое. Для себя я решила, что попытаюсь залатать его раны, потому что он для меня точно такой же целебный бальзам. Он помогает мне вновь поверить мужчине, помогает понять, что я могу требовать от мужчины, чтобы он со мной считался, и он будет со мной считаться. И, боже мой, Коул Вашингтон, ты ведешь себя сейчас как настоящий джентльмен, давая мне самой решить, что же я хочу. Только вот я уже решила. И мои намеки, кажется, максимально прозрачные. Правда, я стою перед тобой, а ты просто смотришь в глаза, будто не можешь решиться.
Я прикусываю губу, но изо рта вырывается шепот, будто я не хотела, чтобы ты услышал эти мои мысли:
- Если ты сейчас захочешь уйти, я тебе не позволю.
Я уже достаточно близко, чтобы притянуться к его губам и оставить на них поцелуй. Нежный и легкий, но мне не хотелось, чтобы мужчина оставался со мной только потому, что я потребовала этого от него. Он должен был остаться, потому что хочет. Потому что здесь только я и он. Потому что он, наконец-то, спустя годы одиночества и ненависти к самому себе, захотел жить. Хотя бы не на долго, хотя бы пока будет со мной.
То, что я решила пойти этим тяжелым путем, говорило о многом. Во-первых, я готова взять на себя некую ответственность. С этим всегда не было проблем, я отлично умела перекладывать на себя ответственность, лежащую на других людях, но в этот раз я решалась на это осознанно. Я понимала, что дальше будет только труднее, но рядом с этим мужчиной любые невзгоды могли оставаться незамеченными, потому что счастья в разы больше. Во-вторых, я действительно серьезно влюбилась. Я понимала, что, возможно, сейчас, сквозь розовые очки, я многое в нем не вижу, но в этот раз я так же признавала, что хотя бы понимаю это. И в-третьих, я безумно хотела его. У меня не было секса уже очень долго, а для молодой девушки с бурлящими гормонами, так совсем все было ужасно. Но такое сексуальное напряжение, какое было между мной и Коулом, я испытывала впервые.
И сейчас, находясь к нему так близко, имея возможность обнимать его, чувствовать, как напрягаются его мышцы, когда он обнимает в ответ, я не могла остановиться, даже если . Губы скользят по его шее, возвращаясь назад к его губам. Дышать получалось через раз, да было вообще плевать, что нужен кислород. Он был куда нужнее. Я немного притормозила, оторвавшись от поцелуев, которые сводили меня с ума. Тело уже было в предвкушении бурного продолжения, поэтому слушалось с трудом. Я улыбалась мужчине, уже не пытаясь скрыть желание, давно дремавшее, а точнее похороненное, где-то в глубине душевных переживаний. Сейчас оно отыгрывалось сполна: от любого прикосновения Вашингтона спина изгибалась, колени дрожали, а щеки заливал румянец, а внутри творился какой-то ад, потому что жарко становилось не в комнате – жар был во мне.
Комната погружалась в темноту, лишь за окном тускло горела неоновая вывеска круглосуточной забегаловки. Запутывающимися пальцами, дрожащими от нетерпения ладонями медленно, одна за другой, высвобождаются из плена пуговицы его рубашки. Мое дыхание отпечатывается на его шее.
- «Я чувствовал...», - говорю я чужие слова из книги, описывающие мои чувства лучше любых других слов, а на пол падает его рубашка, - «будто мое сердце бьется всюду одновременно», - вслед за ней отправляется мой топ. - Ты как-то цитировал Набокова, и мне захотелось прочитать.

So you hit the lights    and    I'll  lock the doors
Let's say all of the things that we didn't before
I won't   walk away,   won't roll   my eyes
I f   t h i s   l o v e   i s   p a i n ,   then honey
l e t ' s      L O V E      t o n i g h t

Лучи солнца заползли через не зашторенное окно в комнату, осветив постель. Я еще спала, уткнувшись лицом в плечо мужчины. Моего мужчины. Он приобнял меня во сне, от этого, собственно, я и пробудилась. Но он все еще спал, безмятежность на его лице была для меня в новинку. Обычно Коул выглядел слишком загруженным, серьезным, даже злым. Но сейчас он был совсем другим, каким-то домашним, родным. И уже этот факт обеспечил улыбку на моем лице. Наверное, слишком влюбленную улыбку, но наконец-то я могла позволить себе быть влюбленной и счастливой. Наконец-то отношения были выясненными, хотя мне очень смутно представлялось, что одна ночь изменить чересчур рациональный подход Вашингтона к чувствам. Мне, честно, было плевать, что он старше меня практически вдвое. Мне было плевать, что я была для него "слишком молода". У меня даже в голове не укладывалось, почему нужно так яростно сопротивляться той химии, что возникла между нами. Сейчас, лежа рядом с ним и утыкаясь в его плечо губами в попытках скрыть глупую девичью улыбку, я была счастлива. И, если бы можно было растянуть это мгновение, то я бы растянула его на вечность. По крайней мере, в моей памяти оно останется таким: нежным и ласковым.
Вчерашняя ночь же навсегда запомнится другой. Обжигающе горячей, будто тебя кидают в жерло действующего вулкана, готового разлиться тысячеградусной лавой на соседние поселения и забрать в свои смертельные объятия все живое. В его руках я была одновременно и Везувием, и Помпеями. Если бы вчерашняя ночь была последней в моей жизни, я бы не хотела изменить ни одной секунды. Что может быть лучше, чем умереть в оргазмическом единении с любимым? За эту ночь я, как птица-феникс, с огнем страсти из пепла старой своей жизни вернулась к новому началу. Конечно, все было не так, как это показывают в порно, например, но не все ли равно, как выглядит, если твое тело искрится и плавится от ощущений, что дарует тебе твой мужчина? Дыхание перехватывает, ты можешь только стонать и умолять его продолжать, потому что ты уже не в состоянии держать себя в пуританских рамках приличия или национальной холодности. Ты можешь только извиваться, прижимаясь сильнее к нему. Твои стоны слышны, наверное, всей планете, потому что контролировать себя не просто невозможно: даже мысли о контроле не мелькает в затуманенном твоем разуме. На твоем лице блаженная улыбка, а в глазах горит огонь, который уже не потушить, даже если все пожарные станции города будут подняты по тревоге. Горит все - простыня, матрас, комната, вещи, разбросанные по ней. Горишь ты, и горит он. И в этом огне квинтэссенция всех чувств и надежд. Все эти поцелуи, стоны, всхипы, касания и желание быть единым целым в какой-то момент перерастают в пожар. А потом к этому беснующемуся пламени подносят фитиль и через пару секунд мир взрывается. Каждый атом твоего тела становится сверхновой и разлетается по бескрайнему космосу с непреодолимой силой и невероятной скоростью, а в следующее мгновение вновь собирается в одном маленьком пространстве твоего тела. А потом, стоит лишь отдышаться, он опять видит в твоих глазах, в твоей неловкой улыбке сквозь слегка прикусанную губу, в твоей вздымающейся груди отблески этого огня, и все продолжается. Твои рыжие, словно языки пламени, пряди волос растекаются по плечам и телу и разлетаются в разные стороны от движения к движению, пока он смотрит на тебя снизу вверх, не в силах оторвать ни взгляда, ни рук, которые бродят по твоему телу. Его губы покрывают тебя поцелуями, и ты отвечаешь ему тем же. И опять это пламя, разрушающее и сковывающее. И так раз за разом, будто ты сама боишься, что это был ваш первый и последний раз. А потом, когда вы оба устаете так, что стоит закрыть глаза, проваливаешься в сон, ты практически говоришь эти слова. Слова, которые не говорила давно, потому что не чувствовала ничего подобного. Эти три слова практически слетают с твоих губ, но в последнее мгновение ты проваливаешься в сон, в котором огромный древний город погибает под жаром сумасшедшей природной силы.
Я ласково целую плечо своего мужчины. Пускай он даже и не подозревает, что он мой. Но я не привыкла отдаваться просто так кому-то. Написать первому понравившемуся парню в Тиндере или склеить его в баре - это не мой стиль. Мое - это страдать, быть влюбленной до безумия и надеяться, что все само собой устаканится. Поэтому, наверное, у меня так давно не было секса. Я не могла без обязательств. Мне нужно знать, что это не просто физика двух человеческих тел, а нечто большее. И с Коулом я знала это с первого взгляда в пыльной прачечной. Я знала, что хочу его, хочу оказаться в его объятиях, хочу целовать его и отдаваться ему полностью, а утром заварить ему чаю и приготовить завтрак, погладить рубашку и отправить на работу. Он был таким суровым напоказ, таким спокойным, таким независимым, что увидеть за этим простую человеческую грусть и страх перемен не составило большого труда. Но вряд ли теперь у него получится избавиться от меня. К сожалению, я не из любителей упускать свое счастье, даже если оно предстало мне в облике практически сорокалетнего копа с алкогольной зависимостью. И, кажется, я до сих пор улыбаюсь как влюбленная малолетка, коей, наверняка, все еще считает меня Вашингтон. Надеюсь, сегодняшняя ночь хоть немного образумила этого мужчину. Если уж он и после этого будет видеть во мне ребенка, то мне придется переубеждать его каждую следующую ночь. Тем более, что от одного взгляда на его обнаженное тело, я становилась мокрой, и даже температура тела, казалось, поднималась.
Я поцеловала его еще раз в плечо, затем в шею, постепенно приближаясь к губам. Коул вздрогнул и открыл глаза. Я чмокнула его в губы и хихикнула:
- Добро утро, - ласково и немного на распев произнесла я.
После его ответной улыбки, от которой у меня все естество затрепетало, я поцеловала его. И было плевать, что ни у меня, ни у него зубы не чищены. Это только в кино герои просыпаются уже сразу с макияжем и идеальными белыми улыбками.
- Как спалось? - Наверное, вопрос прозвучал с издевкой, потому что большую часть ночи Коул точно не спал. Я за этим проследила.
Я поднимаюсь с нашей импровизированной кровати. На мне нет одежды, но нужна ли она? Этот мужчина видел сегодняшней ночью все, что только мог. Он и так знает, что мои соски встали не из-за того, что я вылезла из-под теплого одеяла и его объятий, а потому, что хотела его. Если бы на лбу высвечивались наши эмоции, то на моем было бы написано: "Трахни меня еще разок!". И не потому, что у меня долгое время не было секса, не потому, что я такая похотливая. Просто мне двадцать, я влюблена, и доставить удовольствие своему мужчине - это естественная потребность показать мои чувства. Если бы я не боялась сказать, что люблю его, то сказала бы, но мне казалось, что он поймет меня слишком буквально, ведь обычно для людей любовь - это нечто большее. Но я готова была утонуть в нем, и для меня это была любовь.
Будучи спиной к Коулу, я наклоняюсь за его рубашкой, дожидавшейся утра на полу, и своими шортами, в которых лежал ключ от комнаты. Плевать, какой он меня сейчас видит, ведь я говорила, что у него была целая ночь, чтобы изучить мое тело, и он успешно делал это. Я накидываю на себя его рубашку и поворачиваясь к нему. И его взгляд меня убивает прямым попаданием в сердце, потому что, глядя на его лицо, нужно быть совсем тупой, чтобы не понять: если бы я не задала сейчас вопрос и не попятилась в сторону двери, то он бы завалил меня на матрас и не дал бы выйти в ближайший час.
- Хочешь чаю? - Я опять улыбаясь, борясь с желанием броситься к нему и попробовать еще много вариантов соития. - Завтрак? В общем, - я потягиваюсь и выхожу из комнаты, - я на кухне.
Телефон, как оказалось, всю ночь разрывался от звонков Эрики. Пока я ставила чайник и искала, чем бы накормить своего мужчину, Эрика методично выпрашивала рассказать меня хоть что-нибудь, но я отказывалась. Рассказывать о сексе подруге сразу после секса? М-м-м, не то, чтобы я была поклонницей "Секса в большом городе" или "Дневников Бриджит Джонс". Если я что-нибудь и хотела ей рассказать (пока я не решила, нужно ли вообще что-то говорить о нас с Коулом, потому что одна ночь еще не гарантировала отношений), то точно не сейчас. Я поставила на стол все необходимое для завтрака. Если честно, лучше бы этот стол был пуст, потому что очень боюсь не выдержать и наброситься на Вашингтона прямо за трапезой. Но я же взрослая, а взрослые так не поступают. Тем более, мой пыл вполне мог быть охлажден Коулом: на мой взгляд, ему доставляет какое-то мучительное, слегка мазохистское удовольствие заканчивать то, что между нами случалось. Но я не позволю ему в этот раз просто уйти.
Слышу мужскую поступь и бросаю ему как бы невзначай, занимаясь приготовлением завтрака:
- У меня день рождения в понедельник. Обычно, я не планирую ничего в такие дни, но есть Эрика. Мне не отделаться от ее "грандиозной вечеринки". Если ты не против увидеть, как я постарею на год, то я была бы рада, если бы ты пришел. Ну, или хотя бы я к тебе пришла. На ночь, например.